В предыдущих публикациях сайта, мы уже поднимали тему науки в зоне отчуждения и ее современном состоянии. Читайте Брошенный полигон Чистогаловка – руины науки в зоне отчуждения ЧАЭС. Сегодня мы предлагаем вашему внимаю небольшой экскурс в историю чернобыльской науки, ее месте в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС и причинах упадка научно-исследовательской деятельности на территориях зоны отчуждения.
Сразу после аварии в Чернобыль и зону отчуждения ЧАЭС было откомандировано большое количество научных коллективов. Изучались практически все объекты и компоненты загрязненных радиоактивными веществами экосистем. Кроме того, значительная часть исследований имела практическое назначение – выработка предложений по ликвидации последствий катастрофы. Например, изучалась эффективность работы тех или иных средств защиты органов дыхания. Радиобиологи изучали радиопротекторные (защитные) свойства разных пищевых добавок и химических соединений для снижения воздействия излучения на организм человека. Отдельной отраслью научного поиска в зоне отчуждения ЧАЭС было изучение поступления радионуклидов в организм сельскохозяйственных животных и растений и на основании полученных результатов исследований предлагались технологии ведения сельского хозяйства на загрязненных территориях.
В зоне отчуждения были развёрнут штаб Академии наук, действовали экспедиции и оперативные группы ведомственных научных подразделений (Госкомгидромета, Минсредмаша, Минздрава, ВАСХНИЛ, Минобороны и др.). Труд учёных был здесь нужен как никогда. Прежде всего, требовалось описать новую реальность, которая возникла в результате катастрофы. И учёные добывали информацию — о загрязненности территории, составе радиоактивных выбросов, оценка ущерба, состоянии развала четвёртого энергоблока, тенденциях развития ситуации в целом. Полученную информацию требовалось в короткие сроки переработать в конкретные результаты – управленческие решения, новые технологии, инженерные и технические решения. Этим тоже занимались учёные. Кроме этого, пришлось пересматривать большинство стандартных, для мирной жизни, технических работ. Их выполнение в условиях загрязнения среды и мощных полей излучения требовало нового порядка, как использования людей – «живой силы», так и техники. Таким образом, большинство работ в зоне отчуждения имело научное сопровождение.
Всё вышесказанное относится к периоду до 1991 года – первая пятилетка после аварии. В то время наука стала неотъемлемым атрибутом зоны отчуждения, а учёные — одним из отрядов армии ликвидаторов. Тогда научная организация имела оперативный характер: в зоне работали представительства множества авторитетных научных организаций под общим координирующим руководством. Сложность обстановки, многообразие поставленных задач и высокий приоритет работ по ликвидации аварии позволял государству содержать такую структуру.
К началу 90-х ситуация изменилась – острый период аварии остался позади, был возведен Саркофаг, запущены ядерные блоки ЧАЭС, проведена дезактивация территории ближней зоны вокруг станции и координация работ по ликвидации опустилась с общесоюзного уровня на республиканский, зона отчуждения окончательно оформилась как отдельная территория со своим управлением. Оперативная структура организации науки стала размываться по причине распада СССР, сокращения финансирования и возникающих сопутствующих проблем. Возникла необходимость в создании собственных научных структур, которые занимались бы обеспечением работ по минимизации последствий аварии в пределах зоны отчуждения. Так возникла зоновская «наука», которая просуществовал ровно одно десятилетие (1991-2001 годы).
Исследование аномальных зон – как это делается в фантастике
Чем должна заниматься наука в аномальных зонах описали братья Стругацкие в своей повести «Пикник на обочине». Здесь мы приведём выдержки из разговора двух героев повести – Нобелевского лауреата профессора Пильмана и сотрудника контрразведки под прикрытием Нуана. Их разговор был посвящен месте науки в исследовании аномальной зоны:
«Мы обнаружили много чудес. В некоторых случаях мы научились даже использовать эти чудеса для своих нужд. Мы даже привыкли к ним… Я бы сказал так. Есть объекты, которым мы нашли применение. Мы используем их, хотя почти наверняка не так, как их используют пришельцы. Я совершенно уверен, что в подавляющем большинстве случаев мы забиваем микроскопами гвозди. ..
…
- Вы понимаете, Ричард, — сказал Валентин, — мы ковыряемся в Зоне два десятка лет, но мы не знаем и тысячной доли того, что она содержит. А если уж говорить о воздействии Зоны на человека… Вот, кстати, тут нам придется ввести в классификацию еще одну, четвертую группу. Уже не объектов, а воздействий. Эта группа изучена безобразно плохо, хотя фактов накопилось, на мой взгляд, более чем достаточно. И вы знаете, Ричард, меня иногда мороз продирает по коже, когда я думаю об этих фактах.
- Живые покойники… — пробормотал Нунан.
- Что? А… Нет, это загадочно, но не более того. Как бы это сказать… Это вообразимо, что ли. А вот когда вокруг человека вдруг ни с того ни с сего начинают происходить внефизические, внебиологические явления…
- А, вы имеете в виду эмигрантов…
- Вот именно. Математическая статистика, знаете ли, это очень точная наука, хотя она и имеет дело со случайными величинами. И кроме того, это очень красноречивая наука, очень наглядная…
….
- Или, скажем, мутагенное воздействие Зоны, — прервал его Валентин.
Он снял очки и уставился на Нунана черными подслеповатыми глазами. — Все люди, которые достаточно долго общаются с Зоной, подвергаются изменениям как фенотипическим, так и генотипическим. Вы знаете, какие дети бывают у сталкеров, вы знаете, что бывает с самими сталкерами. Почему? …»
Смысл представленной дискуссии удивительным образом во многом совпадает с научными дискуссиями о назначении чернобыльской науки, ее задачах, целях и назначению.
Зоновская наука в реальности
«Действительно, установление реальной картины загрязнения, состояния ОУ, последствий облучения, испытание методов защиты сельхозпродукции было выполнено очень детально и требовало огромных усилий.
Но справедливости ради следует отметить, что на чернобыльском материале не было сделано ни одного фундаментального открытия, зарегистрированного надлежащим образом или признанного международным научным сообществом».
В отличие от мира «Пикника…» ситуация в реальной зоне отчуждения несколько иная:
- У всех местных опасных аномалий есть только одна основа – реакция распада ядра,- которое вполне укладывается в представления современной физики (вековая история ядерной физики и полувековая история ядерных технологий). В первом приближении эти опасности вполне преодолимые и управляемые – есть средства защиты и есть технологии дезактивации. В мире «Пикника…» аномалии были необъяснимы наукой и принципиально неуправляемы (Например, инцидент в Карригановских лабораториях).
- Принципиально новых объектов (артефактов) обнаружено не было. Если, конечно, не считать «горячие частицы». С мутантами тоже как-то не сложилось.
Исходя из приведённых выше условий, перед наукой была поставлена сверхзадача по возвращёнию территории в хозяйственный оборот. В рамках этой стратегии ставились частные задачи – изучение влияния радиоактивного загрязнения на состояние среды, поиск путей очистки территорий, ландшафтов или отдельных видов хозяйственной продукции.
Обратная сторона или предпосылки заката
К концу 90-х начали появляться признаки упадка науки. На тот момент авторы не входили в круг лиц, которые принимали управленческие решения по науке, поэтому судить о причинах сворачивания научной деятельности мы можем только с внешней стороны. Итак, рассмотрим основные причины упадка.
Одна из главных причин — концептуальная. Не была выработана единая и доступная точка зрения на то, что же такое зона отчуждения, отталкиваясь от которой можно было бы строить программу исследований. Не создана общая концепция функционирования зоны отчуждения в период после аварии. С самого начала работы шли широким фронтом – поиск технологии получения чистой продукции в лесном, рыбном и сельском хозяйстве; изучение воздействия радиации на живые организмы (радиобиологи с крысами) и экосистемы; состояние загрязнения природных объектов.
Наличие такого солидного фронта исследований это хорошо. Но его слабая связанность привела к организационным последствиям. Проводить полный цикл исследований в рамках отдельных направлений не представлялось возможным. Поэтому для выполнения работ активно привлекались подрядчики из научных организаций с «большой земли». В результате «Наука» стала утрачивать свою самодостаточность. В цикле исследований на саму «фирму» стал припадать только сбор материала в полях зоны отчуждения и его первичная обработка. Это привело к падению статуса предприятия в академической и экспертной среде.
Кроме внутренних причин были и внешние. Первая из них — перманентное сворачивание финансирования. Вторая, — отсутствие целеполагания.
Суммарным результатом действия указанных факторов стало падения качества научных работ. В условиях ограничения ресурсов и отсутствия чёткой заданной извне задачи это было ожидаемо. Падения качества развивалось по принципу положительной обратной связи. Уходили специалисты, которых неустраивало отношение местных чиновников к науке в зоне отчуждения. При этом широкий фронт исследований поддерживался – качество было принесено в жертву количеству. В результате многие научные работы из-за хронического дефицита средств и ежегодного сокращения финансирования превратились в простую регистрацию результатов измерений содержания радионуклидов.
В таких условиях принятия управленческого решения связанного с ликвидацией зоновской науки стало вопросом времени. В 2002 году было принято решение о сокращении научных подразделений. Желающим предлагалась работа в Институте МЧС, но этим предложением воспользовались единицы. Значительная часть, в силу возраста, ушла на пенсию. Некоторая часть, около 10%, осталось в зоне отчуждения, перейдя на работу в научные и экспертно-аналитические подразделения предприятий зоны. Остепнённые сотрудники вернулись в свою исходную среду — отраслевые и академические институты. Часть материальной базы была передана на баланс организаций, которые занимаются мониторингом и научными исследованиями.
Полигоны и полевые базы были сняты с баланса и потихоньку разрушаются. Масштаб существовавших исследований в зоне отчуждения наглядно демонстрирует карта размещения научных полигонов и экспериментальных участков. Подавляющиее большинство из них сегодня не используются.
Судя по всему, в статье под термином «наука» подразумевается «экспериментальная наука». Теоретиков тут хватает.
Вероятно следовало бы уточнить, что имелись ввиду радиобиологические и радиоэкологические исследования на территории, как ближней зоны ЧАЭС так и всей чернобыльской зоны.
Наверное было бы несправедливым сводить деградацию «зоновской» науки только к событиям и процессам, имевшим место в Чернобыле или в связи с Чернобылем. По сути, это частный случай всеобщего обнищания государства, распада его институтов, экономической и политической стагнации. Достаточно взглянуть на состояние других научных организаций. Все очень похоже, если не более печально. И все же, возвращаясь к местной науке в широком смысле этого слова, стоит сказать, что как и во всем мире ее развитие и текущее состоянии определяется актуальностью проблемы и запросом общества (если хотите, конъюнктурой) на ее разрешение, а заодно и материально-техническими и финансовыми ресурсами, которые возможно и хотят на это выделить. К тому, что в первой половине 90-х Украина скатилась в глубокую экономическую яму и страдала от детских болезней «самостийной» жизни, добавилось снижение актуальности, «температуры» или остроты восприятия проблемы. Реактор закрыт, станция вырабатывает электричество, чтобы там ни говорили, а люди не гибли тысячами и тысячами, даже появились признаки (как пишут англоязычники) «анекдотичного» процветания дикой жизни. Чернобыльские чиновники и ученые стали декларировать контролируемость обстановки. Страх остался только у тех, кто живет вдалеке от Чернобыля. И, как следствие, те, кто деньги считает, поневоле пришли к выводу, что не стоит на это тратиться. Увы, только наука, которая может принести сиюминутную выгоду, всегда находится в фаворе. Остальная наука — всегда в роли попрошайки. И никого ничем не убедить. Только однажды и то недолго: когда вдруг все начнут чего-то бояться (радиация, птичий грипп, диоксин в яйцах, и т.п.). И тут ученому следует действовать по принципу: наливай пока не началось.
А дальше, авторы, правы: безденежье, уход старых кадров, отсутствие притока новых, сворачивание государственных и международных программ. Плюс политическая нестабильность и чехарда в министерских структурах. Науку холить и лелеять надо, чтобы КПД хотя бы до 1% подымалось. И это должно делать государство. А в Украине культивируются условия, в которых наука не может развиваться (если это, конечно, не супер-пупер прибыльная отрасль).
В заключение скажу, что снятие остроты ощущений и потеря интереса со стороны деньги-имущих совсем не означают, что все проблемы разрешены либо они утратили свою важность. Как раз дело обстоит совсем наоборот. И практически во всех областях. Просто в нынешних условиях наше общество живет по принципам: авось обойдется, пока гром не грянул, глаза не видят — душа не болит, и т.д. Беда в том, что: 1) мы теряем старые и не приобретаем новые научные кадры, 2) мы теряем потенциальную, крайне ценную и более никогда невосполнимую научную информацию, 3) общество, извините, тупеет (поскольку некому его образовывать), ученым сейчас становится не практик, собаку съевший на предмете своих изысканий, а тот у кого денег много, 4) когда «гром грянет» у нас будет весьма кислое выражение лица, поскольку не будет достаточного количества или даже, не приведи Господи, вообще не будет осведомленных людей (прямой перевод слова «интеллигентный»), которые что-то смогут сказать толковое по данной проблеме.
И признаки такой «кислости выражения» уже сейчас витают над Чернобылем. Специалистов, которые что-то еще изучают, экспериментируют, регулярно читают научную литературу, сами регулярно публикуют свои результаты и представляют их на конференциях — кот наплакал, в некоторых областях практически не осталось. На смену им выходят прохиндеи, там недалеко и до мракобесия. Печальные перспективы, если не одумаемся.
Деградация науки в зоны безусловно находится в русле проблем всей постсоветской науки, причем на всем постсоветском пространстве. В России и Беларусии состояние науки, особенно радиоэкологии (что мне ближе), подобно украинским реалиям.
Но все же — чернобыльская зона отчуждения — это особая территория, где наличие научных исследований это не частный вопрос научного поиска, а приоритетный вопрос государственной безопасности. По этому отношение должно было бы быть Государственное, с разработанной стратегией существования зоны отчуждения на десятки лет вперед (в том числе и науки).
Здравствуйте все. Всех с праздником. Рад увидеть на сайте тему, которая мне близка и не может оставить равнодушным. На мой взгляд она подана безлико в общих словах, не содержит анализа и не упоминает тех людей которые стояли у истоков Чернобыльской науки, двигали ее, и тех кто превращали науку в простой монитоинг и уничтожали ее. Родина должна знать своих героев и антигероев. Желание никого не обидеть — это полутень. Я с уважением отношусь к покойным Сенину, Проскурякову, Архипову, Алесиной, здравствующим Душутину, Клыкову, Фильчагову и нашей золотой молодежи Архипову, Гащаку, Паскевичу и др. Но не могу однозначно отнестись к тем, кто «опустил» науку в зоне, развалил научный комплекс (НТЦ, ЧеНЦМИ, Экоцентр) — Иванову, Деревцу, Бондаренко, Проскуре и др. так назывемым «ученным». Давайте говорить правду. Люди, которые отдали жизнь науке и за науку должны быть на слуху. Нам есть что и кого вспомнить. А так, все общие слова, которые мы слышим каджый день и которые никого ни к чему не обязывают.
Здравствуйте и спасибо за внимание к сайту. Приятно узнать, что сайт читают и люди из чернобыльской зоны, неравнодушные к этой проблеме.
По поводу ваших замечаний и упреков об отсутвии критики в статье и Вашем предложении говорить правду, отвечу так — давайте говорить правду. У вас есть факты или другая информация о тех кто разрушил науку в зоне — изложите свое видение ситуации на страницах этого сайта. С удовольствием опубликую ваш материал.
Несогласен с вашим утверждением, что избегаем называть людей двигавших и развивавших науку в Чернобыльской зоне. Проведите поиск в интернете по указанным вами фамилиям — вы обязательно найдете этих людей, как источники литературы на этом сайте. Посмотрите материалы о фауне и флоре — там тоже есть указание на людей проводивших их изучение в зоне. Именно этот сайт и несет в массы информацию о результатах исследований выполненных этими людьми в чернобыльской зоне.
Кроме того, работаем (сейчас идет сбор информации) над созданием каталога информации об ученых, которые работали в зоне отчуждения — Архипове, Кашпарове, Пристере, Кучме, Балашове, Францевице, Давыдчуке, Кутлахметове и других. Это будет информация об результатах их исследований и их публикаций по теме чернобыля.